227
Очутившись, вмѣстѣ съ легкой паутинкой
Духъ его, какъ призракъ, окруженный дымкой
Голубого пара, потянуло къ лѣсу...
Впрочемъ, наша Муза, смертную завѣсу,
Какъ бы ни старалась, приподнять — не можетъ.
Да къ тому-жъ, признаться, насъ п не тревожитъ
То, что съ нами будетъ послѣ нашей смерти.
Мы хоть и слыхали, яко-бы есть черти,
Яко-бы и боги себя проявляли
(Намъ когда-то это мудрецы внушали);
Но все это бредни. Людямъ-ли расчухать
То, что намъ, собакамъ, не дано пронюхать!..
И коли ни разу ни колбасъ, ни хлѣба
Съ неба не свалилось, мы не вѣримъ въ небо...
Я пою, что знаю. Вижу, что Трезвонка
Хорошо покушалъ, съѣлъ всего зайчонка,
И — пою. Вотъ, вижу, какъ онъ кости гложетъ
И, — голодный, вою: заячьи остатки
Разнесутъ вороны, — значитъ, взятки гладки...
Вотъ, отъ наслажденья щурясь, облизался
Мой герой, на травку легъ и повалялся,
Этакій счастливецъ! Вотъ ужъ онъ, зѣвая,
Сморщилъ лобъ, и мыслитъ, сонъ одолѣвая,
«Я не оттого — что золъ былъ, негодяя
Проучилъ порядкомъ; нѣтъ, я и родному
15*
