387
По рукѣ, что уцѣпилась за ухватъ,
I I по лысинѣ его, и—даже тамъ
Тускло бродятъ, гдѣ поближе къ образамъ
Одинокая свѣча горитъ, плыветъ,
Освѣщая въ рыжихъ пятнахъ переплетъ
Старый, кожаный съ застежкой и съ каймой
Полинялою, когда-то золотой.
Что за книга! и зачѣмъ Мартынъ кота
Пріурочилъ?., это знаетъ лишь одинъ
Велемудрый, все смекающій Мартынъ.
Посреди его жилища не спроста
Полосатою попоной повита
Бочка старая;—надъ нею вьется паръ,
Застилая потемнѣвшій потолокъ,
И, какъ будто подогрѣтый самоваръ
Закипаетъ,—тянетъ ноту котелокъ.—
— Чу!—за дверью, что выходитъ на крыльцо,
Легкій шорохъ и условленный толчокъ.
Озабоченное знахаря лицо
Шевельнуло рядъ морщинъ своихъ, и тотъ,
Кто бы видѣлъ въ это время этотъ ротъ
Съ желтымъ зубомъ, эти выгибы морщинъ,
Ни за что съ нимъ не остался бы одинъ,—
Такъ злорадна и насмѣшлива была
Эта мрачная усмѣшка.
25*
