С О Л Е Н А Я К У П Е Л Ь
51
были теперь спускаться вниз четыре р а з а в сутки. Стало
как будто легче, но когда еще больше усилилась жара,
уже истощала и двухчасовая вахта. Ветрогонки почти
не действовали. В топках, лишенных притока воздуха,
плохо горел уголь, трудно было держать пар в котлах.
Стрелка на Манометрах стояла ниже красной черты.
В кочегарку прибегал второй механик, испанец Фаустино,
и, потрясая костлявыми кулаками, ошалело кричал:
—■ Дрянь вы ананасная, а не кочегары! Кухарки
могли бы здесь справиться лучше, чем вы!
Большая голова его покачивалась на длинной и тон
кой шее, кай на стебле, и казалось, что вот-вот она ото
рвется совсем.
Домбер повертывался к нему и мрачно заявлял:
— Совершенно нет тяги, господин механик.
— Надо чаще подрезать, чаще шуровать в топках!
— Все делаем, господин механик!
—■ Неправда! Только бездельничаете здесь!
— Покажите нам, как можно лучше работать.
Дальше Домбер и Сольма, теряя терпение, начинали
бунтарски возражать. Они хлопали дверцами топок и
угрожающе размахивали ломом или гребком. Поднимался
бестолковый шум.
— Вас, разбойников, нужно в кандалы заковать!—вы
крикивай второй механик и с руганью вылетал из коче
гарки.
л
Опять для Лутатини наступило время жестоких мук.
Если привычные кочегары уставали, то с ним творилось
что-то невероятное. Он быстро начал худеть, слабнуть,
теряя разум с каждой вахтой. Душа его пропитывалась
похабными словами, как пропускная бумага чернилами.
Это было противно, ко что можно поделать? Озлобляясь,
он доходил до того, что оправдывал отъявленную ругань
кочегаров: здесь, в этом раскаленном пловучем аду, не
только они, но и сами ангелы могли бы взбеситься.
4*
