С ОЛ Е НА Я К У П Е Л Ь
63
пожертвование ради других. Да и ругаться как будто
стали меньше, а может быть, слух егоі, привыкнув, пе
рестал замечать сквернословие.
Беспокоило только то, что чахоточный Карнер ра
ботал за него в кочегарке. Положение Лутатини облегчи
лось, а тот поднимался из преисподней на палубу с таким
видом, как будто его варили в самом котле. Он облока
чивался на фальшборт и несколько секунд стоял, сгорбив
спину и устаіло вздыхая остатками пораженных легких.
Казалось, вот он грохнется на палубу, чтобы никогда
уже больше не подняться. Но Карнер шел под душ
мыться. А потом, отдохнув после еды, находил в себе
еще силы заняться своим учеником, Лутатини,—расска
зать ему о Фом или другом случае из морской практики.
Однаіжды вечером они встретились у брашпиля. Побли
зости никого не было. Лутатини смущенно спросил:
— Послушайте, Карнер. Я давно хотел с вами по
говорить. Один вопрос чрезвычайно меня волнует...
— Пожалуйста,—ответил Карнер и ласково улыбнулся.
— Раньше вы относились ко мне с такой неприязнью,
точно я был ваішим заклятым врагом. Я никогда вам
ничего плохого не делал и не собирался делать. И вдруг
такая перемена: вы, туберкулезный, полезли за меня в
кочегарку. Вы спасли меня от гибели, но себя подвергаете
серьезной опасности. В. чем тут дело? Я никак не могу
разобраться.
Карнер сразу стал серьезным. В блеске вечернего солн
ца неприятно сузились зрачки его серых глаз, глубоко
запавших в орбиты. Он четко заговорил, рассекая воздух
указательным пальцем:
—■ Обо мне вы не беспокойтесь, товарищ Лутатини.
Моя жизнь конченная. У меня сейчас единственная меч
та—это попасть в Россию. По газетным сообщениям,
какие мы прочли в последний раз в Буэнос-Айресе, на
родине у меня, повидимому, происходит настоящая рево
