ловеком, Рот у него так раскрыт, что можно ви
деть горло и маленький язычок; кривые зубы о с
калены, глаза вывернуты наизнанку. Что-то он
хѴіашет руками и вместо слов издаёт рычание.
Всем жутко стало. Вдруг он бросился к вахтенному
начальнику графу Эверлингу — должно быть, хо
чет что-то сказать ему и не может. А тот отпрыг
нул от него на целую сажень, как от страшного
привидения, тоже почему-то замахал руками и з а
вопил, точно испуганный ребёнок:
— Вахтенный! Караул наверх! Вахтенный! Свя
зать сумасшедшего!
Сигнальщик рычал, рычал, потом повернулся и
побежал по трапам вниз. З а ним ударились
вахтенные матросы, но поймать его никто не осме
лился — бешеный. Может сразу сокрушить чело
века. Н а судне начался переполох.
Граф долго не мог притти в себя, дрожал и, на
конец, обратился к штурману:
— Что же это такое? Надо поймать этого
зверя. Он может перекусать людей.
Подперечицын зевнул и ответил спокойно:
—* Доктор выяснит.
Оказалось, что сигнальщик и убежал-то к док
тору, и тот сразу поставил ему челюсти на место.
Вернулся он на мостик какой-то растерянный, с
виноватым видом.
—“ Вобла вяленая, — процедил сквозь зубы граф
и отвернулся от него.
С этого дня сигнальщик Хлудов больше всего
боялся, как бы опять не повторилось с ним такое
несчастье. И в то же время при штурмане никак
нельзя было ему удержаться от зевоты. Как тут
быть? И приспособился: как только начинает у
него раскрываться рот, он мгновенно хватается
одной рукой за голову, а другой изо всей силы
подпирает нижнюю челюсть.
132
