20
А. НОВИКОВ-ПРИБОЙ
Чей-то бас уверенно доказывает:
— Ничего, отлежится. С бабой иной раз, поглядишь,
вон что делают — ее только печкой не бьют, а хоть бы
что —живет!
— То баба, а это мужчина,— не унимается рябоватый
солдат. — Баба — она привыкшая к такому делу...
— Нет, вот у нас в деревне был случай ...— начи
нает бородатый пехотинец, давно уже порывавшийся заго
ворить,—То же так вот вора поймали. Он из другого
села был. Так его никто пальцем не тронул. Зачем пор
тить лик человеческий? Вбили ему машинные гвозди в
пятки — только без шляпок, чтоб вытащить не мог, — и
отпустили: иди с господом! Так, поверите ли, одного
шага не мог сделать! Пополз домой на крачках,
а народ за ним. Всем селом! Версты две так прово
жали да все в ведра и заслонки барабанили... Потеха,
ей-богу!..
Вспоминают попутно и другие о разных подобных
случаях и снова возвращаются к Куликову.
Молодой парень, еще безусый, тихий и застенчивый,
с наивно-кротким выражением на румяном, словно у де
вушки, лице откровенно признается:
— Ну, до чего, братцы, крепок человеческий глаз!
Уж вот как я старался вырвать его — нет!—Скользит
ноготь, а глаз не поддается !..
Посмеиваясь, покуривая папиросы, долго беседуют о
событии, вспоминают детали, словно хвастаясь друг перед
другом своей жестокостью; говорят беззлобно, добро
душно, и так продолжается до тех пор, пока не приходит
известие, что Куликов умер.
Сразу все замолчали, опустили головы, точно смерть
покойника испугала их, погавила веселое настроение,
повисла над душою каждого черной тенью.
