П О Д В О Д Н И К И
№
судороги. У некоторых смех похож на отчаянные рыда
ния. Мысль, что это происходит на море, в стальном
гробу, царапает нервы, комкает сознание. Я не знаю,
что предпринять. Дергаю за руку старшего офицера
и кричу:
— Ваше благородие! Ваше благородие!
Он смотрит на меня непонимающими глазами. На
лице смертельная бледность и капли пота. Тупым взгля
дом обводит других и орет не своим голосом:
, — Замолчите! Я приказываю прекратить этот дурац
кий хохот!..;
Страх и недоумение в широко открытых глазах.
Над головою что-то заскрежетало, точно по верхней
палубе провели проволочным канатом. Потом что-то трес
нуло, и опять раздался тот же звук.
Нас нашли!
Ѵра!
Проходит еще несколько часов.
Нас не выручают. Напрасно мы напрягаем слух: ни
каких больше звуков. Ждем впустую.
Воздух портится все больше и больше. Отравляемся
хлором. У людей желто-землистые лица, синие губы, по
мутившиеся глаза. То-и-дело чихаем, точно нанюхались
табачной пыли. В груди боль, одышка. Мы дышим часто,
Дышим разинутыми ртами, сжигаем последний кислород.
Наступает вялость. Сердце делает перебои. В голове шум,
как от поездов, — плохо слышим.
Комендор Сорокин совершенно обессилел. Он отполз
от нас. Лежит на рундуках и стонет:
— Не могу, братцы, больше ждать... Мочи нет.
Временами мне кажется, что' это только тяжелый сон.
До смерти хочется проснуться и увидеть себя в другой
