УХАБЫ
167
— Наплевать мне на то, что ставят. Эти разбойники,
вероятно, и Гоголя испохабили так же, как испохабили
всю жизнь.
— Напрасно вы так думаете, дядя.
— Не думаем, а знаем.
— Ну, пойдемте погулять на улицу или к реке.
Он задрожал весь, нелепо размахивая руками, и с дер
гающейся гримасой на лице выпалил:
— Не желаем мы советским воздухом дышать.
Жена добавила, шамкая беззубым ртом:
— Да, да. И не желаем смотреть на поганые лица.
Если вы, Василий Андреевич, оболыиевичились, это еще
не значит, что и все потеряли совесть.
Кончилось тем, что мы рассорились.
Я удивляюсь их упорству: до сих пор они продол
жают сидеть в четырех стенах своей комнаты, точно про
каженные. Единственное утешение находят в чтении ста
рых французских романов. Книги Шатобриана стали для
них то же, что евангелие для верующих христиан. И еще,
как рассказывали мне сыновья дяди, он иногда по празд
никам наряжается в свой адмиральский мундир с черными
орлами на золотых эполетах, прицепляет к груди медали
и кресты, подвешивает кортик сбоку, на голову надевает
фуражку с кокардой. В таком облачении он подолгу стоит
перед зеркалом, любуясь на свое отражение, или часами
прогуливается в комнате, словно на мостике корабля, —
прогуливается с мрачным видом, словно намереваясь
отдать боевой приказ по эскадре. Время от времени он
произносит одну и ту же фразу:
— Еще Наполеон сказал, что если в России выпадут
два-три майских дождя, она непобедима,
Жена в таких случаях, обращаясь к нему, величает его:
— Ваше превосходительство...
