Трофимов провел меня к себе в помещение и
усадил за стол.
— Оглядись немного и отдохни. В случае чего—
скажи, что в гости, мол, ко мне пришел и больше
никаких. Из города, стало-быть, из Лондона. Это
бывает.
Угощает супом. Ем без всякого аппетита, почти
с отвращением проглатывая пищу, только за тем,
чтобы запастись на дорогу силой.
Наконец, перевязал мне чистой тряпкой обожженную щеку, которая от жары в кочегарке снова разболелась, и сказал:
— Ну, парень, давай-ка помаленьку наматывать
на берег.
Выходим на верхнюю палубу и, обходя открытые люки, направляемся к сходне. Я жадно всматриваюсь в окружающую меня новую жизнь.
На ясном бледно-голубом небе ярко пылает
солнце. С берега тянет весной, теплой, радостной.
Дышу смело и глубоко.
Работа в разгаре. Одни суда нагружаются, другие разгружаются. Докеры, рослые, сильные, с
обветренными лицами, выполняют свой каторжный труд с такой стремительностью, словно они,
доживая последние часы, порешили сразу покончить со всеми делами. Наполненные повозки от‘ез-
жают прочь, стуча о камни, а вместо них появляются новые. Паровые катера, пересекая гавань,
жалобно воют, точно от боли. Грохочут лебедки.
Крики людей тонут в общем гуле портового тру-
— 62 —
