266
Милыхъ насѣкомыхъ высшаго разряда
Не привыкъ герой мой. Вдалекѣ отъ сада,
Бѣденъ, худъ и блѣденъ, съ головы до пятокъ
На себѣ носилъ онъ поля отпечатокъ,
Поля, гдѣ лишь тучи подаютъ свой голосъ,
Колосится жатва и серпа ждетъ колосъ.
Знаю, о кузнечикъ! какъ ты былъ отмѣнно
Бабочкою принять. Ты себя надменно
Велъ, какъ-будто цѣлый вѣкъ торчалъ ты въ свѣтѣ,
Съ юныхъ лѣтъ гуляя въ собственной каретѣ.
Но, скажи, въ тотъ вечеръ, что съ тобою сталось
И. какимъ безвѣстнымъ чувствомъ сердце сжалось,
И какія думы охватили жарко
Геніальный лобъ твой, въ часъ, когда изъ парка
Ты обратно въ поле мчался черезъ кочки?
Отвѣчать-ли?., или— мы поставимъ точки
/
'
(Будто-бы цензура выклевала строчки-).
Но злодѣй-кузнечикъ, что же ты ни слова
Не сказалъ гулякѣ въ ночь, когда другагбі
Не имѣлъ ты друга, съ кѣмъ-бы подѣлиться
Снами, отъ которыхъ часто плохо спится?
Ненавистникъ свѣта, бабочекъ крылатыхъ,
Гладенькихъ коровокъ и червей лохматыхъ,
Онъ — едва вошелъ ты —вопросилъ сердито:
„Что, братъ, былъ-ли ужинъ? накормили сыто,
Или и понюхать не дали съѣстнаго?
Что, братъ, какъ дѣлишки? Все ли тамъ здорово
И благополучно? Ты чему смѣешься?
Эхъ-ма, ничего ты, братецъ, не дождешься.“
— Спи, сказалъ кузнечикъ.
