273
„Какъ гроза могучи, какъ туманъ безстрастны
!“
Проносился голосъ, но въ душѣ артиста
Раздавалось что-то въ родѣ злаго свиста.
Оскорбленный свѣтомъ, огорченный баломъ,
Не на шутку мрачнымъ сталъ онъ либераломъ.
Въ этомъ мѣстѣ надо, въ видѣ объясненья,
Маленькое къ Липкамъ сдѣлать отступленье.
Бабочка, герою измѣнивъ, сначала
За его нескромность уколоть желала:
А потомъ — головка видно закружилась —
И она не въ шутку въ соловья влюбилась.
Иностранецъ этотъ въ мірѣ насѣкомыхъ,
Говорятъ, былъ дерзокъ и клевалъ знакомыхъ.
Отомстить любовью этой чудной птицѣ,
Приковать къ побѣдной своей колесницѣ,
Пѣсни и посланья сочинять заставить
И, быть-можетъ, въ свѣтѣ тѣмъ себя прославить:
Вотъ что замышляла вѣтренная Фея.
Къ нашему-жъ герою, просто не краснѣя
И не церемонясь, клопика послала,
И
„блоходарю
васъ“, ему написала.
Эта
„блоходарностъ“,
вмѣсто „благодарность4,
Пуще огорчила моего героя.
А гуляка страшно хохоталъ и, строя
Разныя гримасы, говорилъ, что блохи
Болѣе полезны, чѣмъ пустые вздохи.
Можетъ быть, артистъ нашъ, разъ отдавшись снова
Музамъ, позабылъ-бы, какъ любовь сурово
Обошлась съ нимъ, то есть: іюзабылъ-бы эту
Вѣтренную
Фею;
къ будущему лѣту
Сочинилъ-бы кучу гимновъ и сонетовъ,
Былъ бы снова счастливъ счастіемъ поэтовъ,
Полонскій. Т. II.
18
