—IДа ладно уж вам. Ну и не выступила. Подумаешь..
Ведь не в словах толк, а в деле.
— Нет, постой,— не унималась Ивкина.—Как же
так, героиня и вдруг испугалась. Что подумают люди?
Привлеченные веселым разговором пассажиры толпи
лись вокруг. Маленький старичок с сивой бородкой со
лидно пояснял окружающим:
— Знатные животноводы. С большого совещания
едут...
Усталость постепенно брала свое. Шутки истощились,,
и все разбрелись по залам. Прасковья Сергеевна при
строилась в уголке на лавочке, подложив под голову ме
шочек с городскими гостинцами.
На путях гудел и шумно выпускал пары маневровый1
паровоз. В детской комнате плакал ребенок, мать укачи
вала его, монотонно напевая: «а-а-а... а-а-а...» Маленький
старичок открыл дверь на улицу и визгливо переругивал
ся с кем-то невидимым... Сон не шел.
Мысли уносились обратно в Рязань, в большой зал
театра имени Есенина.
— Рязанская область —это Украина Подмосковья,—
сказал секретарь обкома,—Но у нас мало коров. В пять
раз надо увеличить наше стадо за три—четыре года.
Борьба должна идти за каждого теленка. Вся область
должна подняться в поход за коров...
Двести пятьдесят тысяч телят! Эту цифру Прасковья-
Сергеевна представила себе осязаемо, зримо. Это боль-
шое-болыное поле с высокой сочной травой и стадо, те
лята. Телята пестрые, черные, коричневые, белые —мно
го их, до самого горизонта. Их всех надо вырастить, надо
забыть все, надо ночей не спать, ухаживая за ними Вот
об этом она и собиралась сказать на совещании, да вот,
поди ты, застеснялась...
Дверь на улицу снова распахнулась, и вместе с во
шедшим человеком в зал замахнуло ворох колючего сне
га. Прасковья Сергеевна представила, как сейчас проби
вается сквозь метель трактор, как натужно воет мотор и,
почти ничего не видя впереди, смотрит в ночь тракторист.
Ей стало холодно, она зябко поежилась. Вот такая же ме
тель была, когда хоронили мать...
Когда вынесли гроб, их маленькая избушка показа
лась ей до боли пустой и неуютной. Хотелось плакать, и
страшно было смотреть на огромный некрашеный стол,, к:
112
