так дружески и складно переплетаются, как будто
одна душа поёт. А голос лейтенанта дрожит и
выше всех поднимается, словно хочет достигнуть
до ушей самого бога.
Раньше, бывало, боцманы и капралы никак не
могут загнать матросов в церковь. А теперь, кроме
вахтенных, все налицо. Каждому охота послушать
хор.
Лейтенант Подперечицын водки в рот не берёт,
а главное — совсем не признаёт светских песен. Он
пристрастился только к церковному пению. Можно
подумать, что это самый религиозный человек и
ему только бы монахом быть. А в действительно
сти он, повидимому, не верит ни в бога, ни в чорта.
Я был потрясён, когда узнал об этом. Из его
хора горе бывает тому человеку, который собьёт
ся с тона. Лейтенант всё может простить, ню если
врёшь в пении —- пощады не проси. Однажды со
мною так случилось. Запели мы «Спаси, господи,
люди твоя», и я сбился с тона. Смотрю, у лейте
нанта заплывшие синие глаза стали вдруг злыми,
как у разъярённого хищника, Он схватил меня за
ухо и так потянул, что у меня, вероятно, рот на
бок съехал. А сам лейтенант продолжал заливать
ся ангельским голосом. Но только слова молитвы
%аменял самыми похабными словами.
После обедни он призывает меня к себе в каю
ту и говорит:
— Ты уж прости, что я погорячился, и вот тебе
подарок от меня. — И тут же даёт мне плитку
шоколаду, — Только следующий раз не сбивайся
в пении. Иначе я не ручаюсь за себя. Ты можешь
остаться без уха.
Так он поступает со всеми, кто обивается с
ноты. Сначала накажет, а потом наградит — кого
деньгами, кого фруктами, кого запиской на пять
чарок водки.
134
