Л и ш н и й
н*>
— Ладно, сынок, иди...
Радуется мальчик, ласкается к отцу ...
Долго так мечтает Гаврила. А когда очнулся, холод
ная дрожь пробежала по его телу.
— Урод я . . . Безобразный у р о д ...— шепчет он, хва
таясь руками за голову. — Эх, Фроська, Фроська... Если
бы ты знала, какой я теперь с т а л ...
Что-то душило его, точно навалился кто, огромный
и тяжелый. В глазах позеленело, руки бессильно повисли.
Незаметно сполз с подушки и тихо, как обиженный
ребенок, заплакал:
— Господи, что будет?..
Какая-то несуразная тень росла перед ним, черная,
как ночь, дышала ледяным холодом, и Гаврила в страхе
зябко жался и плакал...
IV'
Русская весна а разгаре. Прозрачное небо ясно-голу
бым куполом висит над землей. Лишь три-четыре облачка,
затейливо-кудрявых, белых, точно морская пена, тихо
тихо плывут по синему простору, то доверчиво сближаясь,
то расходясь, словно любуясь друг другом. Пылает солнце,
щедро заливая широкое яровое поле животворными лу
чами, и что-то матерински-творящее чувствутся на земле.
Каждая травка, каждый цветок жадно тянутся в уто
мляющую высь, посылая неслышную хвалу солнцу и небу.
Порхают легкие бабочки, сверкая пестрым нарядом, не
угомонно, точно дело делают, стрекочут кузнечики, жуж
жат хлопотливые пчелы, перелетая с одного цветка на
другой. А сверху, с неоглядной вышины, так и льются
Трели жаворонков.
-
/
Фроська, согнувшись, полет просо, проворно дергая
руками лебеду и пырей. Одета она в старый, полинявший
