л и ш н и й
109
Всем в избе кажется, что так именно погиб Гаврила;
у каждого на душе становится холодно и жутко. Кругом
плачут, что-то говорят.
Старшая невестка, согнувшись, сидит у окна, роняя
на пол слезы и вздыхая:
— Да, вот и не стало нашего богоданного братца ...
А уж такой был хороший человек, такой тихий да обхо
дительный...
Потом, как бы что-то вдруг вспомнив, сердито набра
сывается на свою дочку:
— Грунька 1 Я тебе сколько раз баяла: сходи к ба
бушке Василисе за шерстью. А ты, сорока бесхвостая,
все тут вертишься!..
Девочка быстро выбегает на улицу, а мать, склонив
голову на бок и поддерживая подбородок рукой, опять
начинает плакать.
В избу один за другим приходят 'соседи, расспраши
вают, крестятся за упокой души Гаврилы.
Фроська, подняв заплаканное лицо, обращается к ним
с мольбою:
— Ой, послушайте меня, соседушки спорядовые, при
ближенные! Не откиньте меня вдову бесприютную с ма
лыми детками бессчастными. Как пойдут мои сироты по
миру шататься, милости у крещеных выпрашивать, посту
чат они под ваши окошечки голодные и холодные, —
приютите их в своих теплых гнездушках, обогрейте,
обласкайте, уму-разуму научите...
Соседка-старушка, маленькая и сухая, с острым пти
чьим носом, треплет Фроську по плечу, отвечая
заунывно:
>•
— Перестань-ка ты плакать, бедная вдовушка, пере
стань ты тужить, мать горе-горькая. Не тревожь душеньку
Гаврилову. Больно ей слушать твое надрывапьице...
