ПОРЧЕНЫЙ
51
стыдно было за сына. Он стал угрюм, молчалив, ходил,
понуря голову.
Где бы люди ни сходились и о чем бы ни начинали
толковать, всегда так или иначе упоминали и о Петре.
— Человек этот, братцы, порченый! —как-то выра-
эился о нем один из мужиков.
— И то, пожалуй, верно, — согласились 'другие. —
Иначе, с чего бы таким быть? Ведь хороший какой па
рень-то был до службы...
Слово „порченый" одни понимали так, что солдат на
службе избаловался, другие — что это „с ветру ему на
дуло". Как бы там ни было, но кличка эта постепенно
приставала к Петру, и теперь на улице дети кричали во
всю мочь, убегая от него:
— Порченый... Порченый...
Петр злился и ругал их отборными словами.
Хорошо ладил с ним лишь Никита Андреевич, лавоч
ник, который за неимением в селе казенки торговал вти
хомолку водкой. Это был небольшой человек, круглень
кий, пухленький, с русой коротко подстриженной бород
кой. В маленьких, беспокойно бегающих желтых глазах
его было что-то хищное и подстерегающее. Он щеголял
в суконной поддевке, московской фуражке и смазных са
погах с глубокими резиновыми калошами. Хитрый и плу
товатый, он наживался недобрыми путями, обмеривая и
обвешивая покупателей, продавая водку пополам с водой
и выманивая у пьяных мужиков за бесценок холсты или
мешки хлеба. З ато в праздник, намазав голову маслом,
он шел в церковь, ставил иконам пятаковые свечи и
усердно молился.
Шинкарь во всем поддакивал Петру и ругал мужиков.
А когда услышал, что солдат хочет открыть мелочную
лавку, он, делая скорбное лицо, жаловался: