подводники
19
На базе, словно в трактире, то-и-дело раздается музыка:
в офицерской кают-компании — рояль, а у нас в жилой
палубе — гармошка, гитара, мандолина. Играют в домино
и отчаянно ругаются. Многие увлекаются чтением книг
с занимательной фабулой. Реже интересуются наукой.
Над такими другие смеются:
— Брось, слышь, — все равно скоро в дьявольское
пекло попадешь... А там
Есем
одна цена — и ученым,
и неграмотным...
Я только-что проснулся и продолжал валяться на рун
дуках. На „Амуре" бьют четыре склянки. В открытые
иллюминаторы протянулись полосы предвечернего солнца.
Жарко.
Мой сосед справа, радиотелеграфный унтер-офицер
Зобов, лежит на животе и занимается физикой. Повремз -
нам он заносит на бумажку какие-то сложные математиче
ские вычисления. На его лысеющей голове— солнечный луч.
— Неужели тебе не надоело это? — спрашиваю я.
Зобов поднимает лобастое лицо, устало смотрит на
меня. Широкие ноздри его шевелятся, точно обнюхивают
меня.
— Хорошая книга — вентиляция для мозга.
А другой мой сосед, слева, моторист Залейкин, игри
вый и озорной, как дельфин, отвечает на это:
— Хорошая музыка —отрада для души.
И растягивает свою двухрядку с малиновыми мехами,
насмешливо припевая:
У мово у милого
Морда огурешная,
Полюбила я его,
#
Прости, боже, грешная...
Играет гармошка, играет и веснущатое лицо Залей-'
кина, а в плутовато прищуренных глазах —молодая удаль.