20
А. Н О В И К О В - П Р И Б О Й
— Облысеешь ты, Зобов, совсем, если не бросишь
так заниматься,— говорю я.
— Это не важно, что на черепе будет пусто, лишь бы
под черепом было густо.
і
Подальше от нас, вокруг электрика Сидорова — не
сколько человек. Он рассказывает им:
— Столкнулся я с ней на улице, с монашкой-то этой.
Просит на храм божий. Смотрю — брюнетистая бабенка,
статная. Вся черная, точно из дымовой трубы выдернутая.
Я ей в кружку — полтинник. Она жмет мою руку, а гла
зами стреляет в меня то залпом, то дуплетом. Приглашаю
в трактир. Ломается — неудобно, вишь, ей. Кое-как за
тащил в номера. На столе — бутылка ханжи и 'яичница
с ветчиной. Я к монашке с поцелуями, а она, разомлевши,
молитвы творит: „Ох, господи, прости мою душеньку
окаянную". Потом обвила мою шею руками, точно петлю
накинула, и шепчет: „Уж больно ты, матросик, горяч,
да хранит тебя царица небесная"...
Около Сидорова возбужденный хохот.
Со стороны противоположного борта доносится шум
голосов. Это две команды двух подводных лодок ведут
между собой шутливую перебранку:
— Вы уходите в море только за тем, чтобы на дне
полежать...
— Это вы во время похода морское дно утюжите...
— Мы хоть два транспорта потопили, а вы что
сделали?
— Не транспорты, а два свиных корыта...
•— Попадись вашему командиру неприятель — он за
трясется, как бараний хвост...
— Ничего подобного! А вот ваш командир, это да!
Во время сражения нужно команду отдавать, а он пальцем
в
носу квартиру, очищает...
