подводники
39
Возвращаемся в свой порт.
Ночь. Не уснешь никак. Не спят и другие матросы.
Зобов рассказывает им по астрономии, Залейкин свое
несет:
— Нет, вот ѵ нас в Пензенской губернии девки так
уж девки!
— Хороши?
— Эх, чудак! Наши девки черноземные, хлебные.
Поглядеть — малина, а чуіь прикоснешься — ток электри
ческий.
— Только, говорят, толстопяты больно, — вставляет
кто-то.
—А ты любишь овечьи ножки, как у городских. Нет,
наши плотно на земле стоят. Бывало, пока ее за угол
затащишь — весь потом обольешься. Значит, в поте лица
добывай себе удовольствие. Так, что ли, в писании гово
рится, а ? ..
Кто-то грустит, что из дому давно нет писем.
В офицерской кают-компании сражаются в шахматы.
Выхожу на верхнюю палубу. Никого нет. Только на
рубке двое несут свою вахту: старший офицер Голубев
и
рулевой Мазурин. Поднимаюсь к ним и присаживаюсь
на край рубки.
— Не спишь, Власов?— спрашивает старший офицер.
— Освежиться захотелось, ваше благородие.
— Признайся уж откровенно — зазноба не дает покоя.
— Мышка соломку точит и то любви хочет, а я чи
стый хлеб ем да какао пью.
(.*
Такая приятная ночь, что говорить не хочется.
Стучат дизель-моторы, нижут морской простор, как
швейные машины. „Мурена", без огней, черная, несется
по глади моря, словно испуганная рыба. Вдоль бортов
с шумом струится пена.
