своею неумолимостью, и давят его тяжелым немигающим взглядом многочисленных глаз. А дальше,
за этими чужими людьми, за деревянными заборами, в сиянии горячего солнца, маня к себе, красиво, в каком-то страстном трепете, развертываются
цветущие долины , капризные зигзаги гор, голубая
ширь моря, точно все горит от счастья и восторга.
Вздрогнув, подсудимый угрюмо опускает голову и,
глубоко вздохнув, начинает говорить глухо и медленно, точно насильно выдавливая из себя каждое
слово: — Виноват ... Попутал дьявол ... Первый раз
в жизни такой грех... Простите...
Пошатнувшись, он неуклюже опускается на
скамью,, но по распоряжению председателя, приготовившегося прочесть приговор, двое парней
подхватывают его под руки, не д Ів а я сесть. Куликов молчит, прикрыв ресницами глаза, а по его
распухшему лицу, мешаясь с кроаы ѳ , катятся крупные капли слез.
— За краж у портсигара у товарища, можно
сказать, у своего же брата, виновному следует
всыпать сто розог,—оскалив черный рот, гнусит
председатель, тыча указательным пальцем в сторону подсудимого .—Но раз признался в своем преступлении, то дцадцать пять уд аров ему скостить.
Окромя того, еще двадцать пять скостить за то,
что ему уже сделали некоторое кровопускание.
Остается, значит, ему по юриспруденции дополучить ровно пятьдесят штук, ни больш е, ни меньше...
