Жмурился, какъ будто грѣлъ у печки спину,
Какъ Барбосъ, тихонько воя, всѣмъ въ отраду,
Съ чувствомъ, съ разстановкой, пѣлъ мою балладу
По текли минуты и текли недѣли.
Бъ насъ сердца кипѣли и—перекипѣли.
Многіе съ тоскою вспоминали дѣтство,
Многіе страдали. Близкое сосѣдство
Сумрачной дубравы и привольной степи
Навѣвало думы—чувствовались цѣпи
Праздности и рабства; дворъ нашъ загрязненный,
Съ трехъ сторонъ еловымъ тыномъ окруженный,
Сталъ ужъ намъ казаться дворикомъ острожнымъ,
Что давало пищу мыслямъ невозможнымъ.
Къ намъ псари ходили—каждый день кормили,
Каждый день поили—милостивы были,
Гладили,—случалось, что плевали въ морду,
По псари калитку нашу на щеколду,
Уходя, ни разу не позабывали
Запирать,—какъ будто смутно понимали,
Что уже межъ нами кой-гдѣ бродятъ толки—
Толки, что собаки, дескать, тѣ же волки,
Что имъ также можно рыскать, гдѣ угодно,
И что запирать ихъ врядъ ли благородно.
По текли минуты и текли недѣли,
