258
Гименея были ржавы и не новы.
Поцѣлуй былъ звонче, ропотъ былъ нѣжнѣе —
Тамъ, гдѣ эти цѣпи были поновѣе.
Лишь одинъ, герой мой, этой сладкой муки
Не вкушалъ и вѣрно умеръ-бы со скуки....
Рано онъ проснулся; — но не до зѣвоты
Было музыканту: нужно было ноты
На листочкахъ розы написать, какъ можно
Лучше, тоньше, чище. — Тихо, осторожно
Перышкомъ водилъ онъ.... Сочинилъ виньетку,
Гдѣ изобразилъ онъ миртовую вѣтку —
Миртовую вѣтку, а надъ, ней съ крылами
Огненное сердце, съ надписью стихами:
„Я неуловима; но не унывайте!
„Обожгитесь прежде, а потомъ поймайте!“
Даровитый малый былъ артистъ мой; мило
Сочинилъ онъ эти два стиха, въ нихъ было
Столько такта, столько нѣжности игривой,
Что въ нашъ вѣкъ холодный и самолюбивый
Ни одинъ кузнечикъ не найдетъ въ нихъ смысла
И, быть можетъ, даже улыбнется кисло.
Для кого жъ на этихъ розовыхъ листочкахъ
Мой герой всю душу въ линіяхъ и точкахъ
Быражаетъ, сердцемъ страстно пламенѣя? —
Для тебя, Сильфида, праздничная Фея,
Цвѣтниковъ роскошныхъ милая жилица!
Но откликнись, гдѣ ты? гдѣ твоя свѣтлица?
Спишь-ли ты? Быть можетъ, всякія обновки
Богъ Морфей готовитъ для твоей головки.
Для Морфея нѣтъ вѣдь никакихъ таможенъ.
Для твоей головки всякій сонъ возможенъ —
Глупая головка!
