за ним, как паук за своей жертвой. Но Задвчжкин
стараясь скрыть свою тревогу, храбрился перед матросами: — Чтоб я да его испугался! Да я из этой полоумной быдлы такого форменного матроса сделаю, что
волчком будет вертеться, молнией по кораблю летать...
Не таких укрощали...
Горячась, он ругался и кричал, бил себя в грудь
кулаком,
но ни в голосе, ни в жестах его не было
той уверенности, какая замечалась в нем раньше.
— Нет, Трофим Степаныч, ничего вы с ним не поделаете,—возражали матросы.—Силен он, Шалый то.'
Надысь он целую бухту стального тросса поднял. А в
ней, поди, пудов двадцать есть. Так , ни с того, ни с сего, взял да и поднял, вроде как хотел свою силу по
казать...
Хуже всех донимал боцмана своими сообщениями
о Шалом матрос Петлин, глуповатый малый, с рачьими глазами. Когда то ему пришлось пережить тяжелое
унижение— он пролил на палубу суп, а боцман, придя
в гнев, заставил его облизать палубу, досуха облизать,
что и было исполнено им под хохот команды. Теперь -
он торжествовал, видя, что можно отомстить своему
обидчику.
— Ну, Трифон Степаныч, беда вам...
—- В чем дело?—испуганно спросил тот.
— Сам видел кинжал у Шалого, Эх, и большой!
С руку величиной. Острый, так и блестит! Повертел
он его в руке и за голенище с у н у л ..
— Н у !- удивился Задзижкин.
— Лопни моя утроба не вру.
— Может, украдешь кинжал, а?
•
29
