что она задает мне такой вопрос. Я отвечаю с напуск
ной холодностью:
— Может быть... Не помню...
- - Какой вы серьезный! Я хотела-бы, чтобы мы
остались друзьями. Понимаете? На всю жизнь друзьями...
— Почему-же нам быть врагами? Делить нам нечего. Все разделено, все поставлено на свое место..
— Вы ужасно злой человек!
Нахмурившись, она обрывает лепестки со своих
рез и бросает их в набегающие волны.
Неясная черта горизонта'загорается мягким бледным заревом, а через минуту—другую, гася мелкие
звезды, медленно поднимается полная луна, протягивая к нам широкую,
словно усыпанную
серебряной
чешуей, полосу отражения. Воздух становится синим,
далекие здания города и извилистый б ер е г ,, принимают более четкие контуры.
Мы оба долго
молчим, глядя на
просветленную
ширь моря.
— Ну, что же вы довольны своей судьбой?—спрашиваю, наконец, я , тяготясь нашим молчанием.
Метнув на меня недовольный взгляд, Амелия быстро отвечает:
— О, конечно!.. Муж меня боготворит.
Так едва-
ли кто может любить. Он для меня
не задумается
сделать, что угодно, хотя бы
преступление,
хотя бы
это грозило его собственной, жизни...
— А вы его?
— Само собой разумеется, что он не остается без
ответа. Его нельзя не любить. Эго удивительный человек! Смелый, прямой и красавец! Для меня
мучительны те часы, когда он находится
на службе. Ах,
164
