переменой дня, так красиво переливается огнистыми
бликами, что забываешь пережитые от него ужасы и
опять тянет в дальнее плавание. Бывая в гавани, я с
завистью смотрю, как грузятся корабли,
готовясь в
путь, как с вновь прибывающих судов матросы, сойдя
на берег, гурьбой отправляются в город,— обожженные
солнцем, обвеянные всеми морскими ветрами, веселые,
с буйной удалью. Иногда знакомые, встречаясь, рассказывают, где побывали, каковы были рейсы, сообщают о свободных вакансиях на хороших судах, и. от
этого еще тяжелее становится на душе.
Однажды, я пришел в гавань рано утром. В воздухе тихо. Всюду непроглядный туман. Словно окунувшись в мутную воду, я осторожно шагаю по каменному берегу, угадывая
путь лишь потому, что мне все
здесь знакомо. В помощь невидимому
солнцу горят
фонари, выделяясь в воздухе желтыми пятнами. Густой,
похожий на бурый дым, туман волнуется, плотнея в
одном месте и редея в другом, скрывая море, небо,
город. Глядя на эти клубы, бесшумно ползущие, как
приведения, над землей и гаванью, все время ждешь
какого-то необыкновенного события. Ничего кругом не
видно, но это не останавливает работ. Гавань живет
■ СЕоей напряженной жизнью, полной неясных смутных
движений и разнообразных звуков. Раздвигая мутные
воздушные волны, лишь на мгновение показываются
ломовые подводы, паровозы, люди, суда, едва намечаясь слабыми очертаниями, и сейчас-же исчезают совсем, скрываясь
в толпе колыхающихся привидений.
Беспрестанно звонят судовые колокола, отбивая рынду, тревожным гулом меди оглашая всю гавань. Со
всех сторон, приближаясь и удаляясь, несется истери-
160
