ренными глазами в сияющее око неба, не может
удержаться от улыбки, говоря:
— Мы, моряки, принадлежим к категории мировых бродяг, а потому для нас доброе солнце
должно быть дороже всего...
— А коньяк все-таки лучше! — посмеиваясь,
вставит кто-нибудь из матросов.
— Нам и коньяк нравится только потому, что
он представляет собою то же солнце, но только
в растворенном виде, — возражает на это Шелло.
Труднее всех служить Джиму Гаррисону. Он не
только не может лазать по мачтам, но и внизу
работает вяло, ходит медленно, сутулясь под тяжестью сурово прожитых лет. На второй же день,
после того, как мы оставили берега Англии, у него
произошло столкновение с боцманом.
— Эй, старина!
Перетаскивавший в это время снасти с одного
места палубы на другое, Джим, услышав окрик
боцмана, останавливается и, кладя снасти перед
собою, спрашивает:
— Что вам угодно?.
— Вы не ходите, а ползаете, как беременная
мокрица по мокрому мату!
— Джим, ощетиниваясь, отвечает на это:
— Зато вы бегаете, точно ошпаренный лес!
Боцман, не ожидавший такого ответа, откидывает
назад голову, точно получив удар по лбу.
40