Н А М Е Д В Ё Д Й
бурелому. Нам ничего не стоило натаскать большую
кучку сухих дров. Савелий наломал охапку сырых еловых
ветвей, а я тем временем приготовил костер и надрал
для разводки огня березовой коры.
Кругом ни одного живого звука. Только дует ветер,
шумит лес, загадочно качая высокими вершинами, и скрипит,
словно стонет от боли, подгнившая сосна. В сгущающихся
сумерках, кружась, точно гоняясь друг за другом, реют
снежинки.
— Запаливай, а я покурю, — грузно усаживаясь на
плаху, говорит Савелий.
Пыж, набегавшись, исследовав все вокруг, обнюхаь
все деревья, уселся на задние лапы и, помахивая хво
стом, смотрит, как я развожу огонь.
Вспыхнув, быстро разгорается береста, свертываясь
в трубку, давая копоть, пахнущую дегтем. Затрещали
сухие сучки, — огонь, перебегая от одного к другому,
ласково лижет их острыми
д а н н ы м и
языками. Над ко
стром вьется, кудрявясь, сизый дым, он становится все
гуще, ширится, вырастая в волнующиеся клубы. Через
минуту, пробившись сквозь толщу наложенных дров, вы
соко поднялось пламя и весело пылает, раздвигая нава
лившуюся тьму, щедро разбрасывая вверх золото искр.
Словно испуганные, заметались вокруг тени, населяя
лес привидениями.
Савелий сосет трубку, широко расставив ноги, обутые
в лапти, и щурит зоркие глаза, крякая:
— Благодать!
На его черную бороду падают снежинки, тают, пре
вращаясь в сверкающие капли, мелкие, как бисер.
Я впервые на охоте с Савелием. Мне хочется узнать
о медведе, которого он обложил еще ,с осени, больше,
подробнее, но до сих пор я от него почти ничего
