НА МЕДВЕДЯ
93
не то человек, не то зверь, поднявшийся на дыбы, до
жути уродливый. Рука невольно протягивается к ружью.
Подходишь ближе — это корень вывороченного дерева.
Но стоит посмотреть на небо, усеянное переливчато-горя-
щими звездами, как на душе, точно от хорошей музыки,
сразу становится светло и радостно.
Выходим на просеку и скользим по ней прямо.
Через полчаса, ожидая рассвета, мы стоим на горке
и смотрим через вершины деревьев на восток — разли
ваясь по небу, горит золотой пожар, облекая все в цве
тистые краски нарождающегося утра. Сев на задние
лапы, туда же смотрит и Пыж, настораживая по време
нам свои чуткие уши.
Лес будто радуется, опушенный красивым узором
инея, весь в отблеске пылающей зари. Слышны уже
звуки проснувшейся жизни. Пестрый дятел усердно долбит
осину, а другой, черный, с красной головой, перелетает
с дерева на дерево, выкрикивая: кры-кры... Зеленая
синица, распевая свою незатейливую песенку, суетливо
порхает по веткам.
Нам остается итти с полверсты.
Савелий, присев на одно колено, подсыпает в капсуль
свежий порох, меняет пистон.
— Посмотри и ты свое ружье, — наказывает он
мне.
Пыж не спускает с нас своих умных глаз и, кажется,
все понимает, зачем мы идем.
Тихо крадемся, стараясь не щелкать лыжами, под
гибаясь под кусты. Ружья держим наготове. Почуяв
близость зверя, Пыж весь настораживается, топорща
шерсть и вздрагивая. Потом, увидя на клене серую
белку, он следит за нею глазами, но не брешет,
догадываясь, что предстоит более важное дело, а она.
