—
до высшего напряжения, мешало им целиться. Многие из них дрожали . Другие зажмурились, чтобы не
видеть, как их жертвы, пронзенные пулями, рухнут
на землю.
— Ну, стрелки, если вы не сумели быть борцами
за правду, то будьте хоть хорошими палачами ,—крикнул один из тех, на которых уже были направлены дула винтовок. — Цельтесь вернее! Стреляйте
прямо в грудь...
— Пли!
Раздались неровные, беспорядочные выстрелы.
Залп оказался недружным, „сорванным".
Произошло нечто невообразимое. Два или три
человека были убиты наповал, некоторые только
ранены в живот, грудь, ноги, другие же остались
невредимыми. Но первые, падая и натягивая книзу
канат, увлекли за собой остальных.
На земле образовалась барахтающаяся и извивающаяся куча человеческих тел. Легко раненые, об ливаясь кровью, подпрыгивали, вертелись вокруг
каната, делали конвульсивные движения. Те, которых
не коснулись пули, в ужасе рвались в стороны, но
тщетно, так как были туго привязаны. Они вскакивали на ноги, спотыкались и падали снова. Слыш а лись стоны, проклятия, дикие вопли.
Стрелкам было выдано только по два патрона.
Офицер , командовавший ротой, приказал выпустить
по второй и последней пуле. Но стрелки, растерявшись, целились плохо, стреляли наугад. Да и трудно
было попасть в эти корчившиеся и бьющиеся тела.
