отделении, в машине, кочегарке, в операционном пун
кте? Кто и что при этом говорил? Какие распоряжения
исходили от начальства и как они исполнялись? Ка
кова наружность отдельных личностей, их привычки и
характер? Как некоторым представлялся бой, наблю
даемый с описываемого нами корабля? И так далее,
включительно до незначительных мелочей.
Матросы охотно и откровенно' рассказывали нам обо
всем, ибо перед ними были такие же товарищи, как и
они, а не официальная комиссия, составленная, как это
было впоследствии, из адмиралов и офицеров при Глав
ном морском штабе. Если кто-либо из допрашиваемых
говорил неверно, то сейчас же другие участники боя
вносили свои поправки. А потом некоторые матросы
начали сами приноситъ мне свои тетради с списанием
какого-нибудь отдельного эпизода. Таким образом через
несколько месяцев у меня набрался целый чемодан руко
писей о Цусиме. Этот материал представлял собою чрез
вычайную ценность. Можно смело утверждать, что ни
об одном морском сражении не было собрано столько
сведений, сколько мы собрали о Цусиме. Изучая подоб
ный материал, я имел такое ясное представление о
каждом корабле, как будто лично присутствовал на нем
во время схватки с японцами. Нужно ли добавлять, что
наши запис'й не были похожи на официальные описания
этого знаменитого сражения.
Но случилось так, что наша работа погибла, погибла
самым нелепым образом.
Об этом, несколько торжествуя, повествует артилле
рийский офицер с броненосца «Ушаков», лейтенант
Н. Дмитриев, в своих воспоминаниях «В плену у япон
цев», помещенных в журнале «Море» за 1908 год № 2.
Правда, сам он находился в городе Сендае и поэтому
не мог знать, что среди нас случилось, но он приводит
письма, полученные от своих нижних чинов из Кума-
мота. В одном из таких писем унтер-офицер Филиппов
говорит:
«...Люди из числа команды «Орла», «Бедового» и дру-
І)
