Дальше и в этом льстивом письме упоминается, как
пленные сожгли мои «книги и записки».
А теперь я от себя расскажу, как было дело.
В Японию, когда там скопилось много наших пленных,
прибыл доктор Руссель, президент Гавайских островов,
а в прошлом — народоволец, давнишний политический
эмигрант. Он начал издавать для пленных журнал «Япо
ния и Россия», па страницах которого я тоже иногда
печатал маленькие заметки. С первых номеров, по так
тическим соображениям, журнал был весьма умеренным,
но потом постепенно становился все революционнее.
Помимо того, доктор Руссель занялся распространением
среди пленных нелегальной литературы. В Кумамота
литература эта получалась на мое имя. Ко мне приходи
ли люди со всех бараков, брали брошюры и газеты.
Сухопутные части читали их с оглядкой, все еще по
баиваясь будущей кары, матросы были смелее.
Это проникновение революционных идей в широкие
военные массы встревожило некоторых офицеров, про
живавших в другом кумамотском лагере. Они начали
распространять разные слухи среди пленных нижних
чинов, говоря, что имена тех, кто читает нецензурные
газеты и книжки, все переписаны. По возвращении в
Россию их будут вешать.
Наступила осень. В августе Россия заключила мир
с Японией, но нас на родину не отправляли. Это обстоя
тельство очень волновало пленных.
Однажды вечером, 8/2Г ноября, к нам в лагерь при
шли два офицера: армейский штабс-капитан и каза
чий зсаул. Они завели беседу с нижними чинами. Во
круг канцелярии собрались сотни две солдат и несколько
десятков матросов. Оба офицера стояли
да
крыльце, на
стороженно оглядывая публику. Больше разговаривал
казачий эсаул, пожилой человек с проседью в густой
бороде. Он расспрашивал, как у нас проходит жизнь.
Кто-то, обращаясь к нему, осведомился:
— А правда, ваше высокоблагородие, что в России
теперь свобода1объявлена?
7
