2 2 7
«Итакъ, кричите, господа,
«Пустъ гибнетъ дерзкій Жукъ! иль—требуйте суда...»
И птицы нновь захлопали крыдамп,
Кричатъ: брависсимо! Вотъ спичъ, такъ спичъ!
Вотъ Сычъ, такъ Сычъ!—
Все это понялъ я;—но поясни, дружище,
Кто этотъ Жукъ? Коли не сатана,
Такъ это можетъ быть такой ягучище,
Что ростомъ превзойдетъ индѣйскаго слона! .
Быть можетъ съ хоботомъ, съ клыками,
Такой что страхъ—не подходи!
Иначе, самъ ты посуди,
Какъ можетъ жукъ простой, не только вверхъ корнями
Поднять старинный этотъ садъ,
Со всѣми гнѣздами галчатъ,
Но и одинъ пенёкъ чахоточной березы?!
Не постигаю я, мой другъ, такой угрозы...
Того гляди, что на Сыча—
Оратора и либерала—станутъ
Коситься, какъ на силача,
И всѣ жуки, трусливо поворча,
Жужжать по жучьи перестанутъ.
Я слышалъ въ эту ночь, и слышалъ заурядъ,
Что о свободѣ всѣ пищатъ;
15*