за борт, а то, что нѳ тонуло и поддавалось огню,
жгли в топках. В бухте утопили все мелкие пупъ
ки, замки с более крупных орудий и часть пулеметов. Разбивали молотками вспомогательные механизмы, компасы, штурвалы, приборы управления
огнем. Барон Ферзей считал себя добросовестным
человеком и не хотел, чтобы какое-нибудь добро
попало в руки японцев. Он даже потерял голос и с
пеной на губах только хрипел, подгоняя своих
подчиненных в их разрушительной работе. А те,
словно во время пожара, бегали по трапам снизу
наверх, сверху вниз, бестолково метались по разным отделениям. Железный корпус судна стонал от
грохота и человеческих выкриков. Такого аврала
«Изумруд» не испытывал со дня своего рождения.
Если бы на все это кто-нибудь посмотрел со стороны, то непременно пришел бы к заключению,
что весь экипаж заболел острым психозом.
Наступило тихое майское утро. Над горизонтом
медленно всплывало солнце, лаская загорелые лица моряков. Теперь они были заняты другой работой; на шлюпках спешно свозили с корабля винтовки, оставшиеся пулеметы, продукты, посуду
для еды, походную кухню, свои вещи. Люди, изнуренные постоянной тревогой за свою жизнь, казалось, не замечали лучезарного великолепия весны
на морском берегу. Некоторые из них, наваливаясь
на весла, настороженно поглядывали в сторону
Тихого океана. Но их привлекала не красота водной равнины, которая искрилась и пламенела, словно была усыпана солнечной пылью, а паническая
