жался уединенно, мало с кем разговаривал и никто не подозревал, что этот упрямый украинец ведет дневник. Но если бы кто из офицеров заглянул в эту маленькую, сильно потрепанную, в коричневом переплете книжечку, то пришел бы в негодование и задохнулся бы от ярости, читая страшные строки о себе *.
Вот что писал прапорщик Шандренко от 21 мая;
«Удивительно то, что теперь выискивают некоторые господа оправдание относительно взрыва крейсера. Дело дошло теперь до того, что хотят это
свалить на машину: якобы потому и во Владивосток
не попали. А ведь это наглая ложь. И я громко
заявил протест, на что старший офицер заметил,
что необходимо всем показывать одинаково. Но я с
этим не согласен, буду говорить, что было»...
От 22 мая:
«Если, бог даст, возвратимся мы все благополучно на родину, то вранья будет по горло. А истина
будет неизвестна для России. Я хочу сказать, что
тунеядцы и бездельники опять возьмут безнаказанно все выдающиеся места и ' снова поведут Россию к разорению и гибели. Печально й жутко!»...
От 30 мая:
«Мы чувствуем, что командир боится итти на
Владивосток, боится попасть на батареи и выжидает здесь — авось мир будет заключен. Мне так
противно все это, что если бы я мог уйти, то ушел
* Эта маленькая книжечка имеется
в
моем цусимском
архиве.
20
