родины. О, как я ненавижу их! Все до того подлы,
что считают
поступок с крейсером
«Изумруд»
вполне правильным и даже себя вполне в герои
зачисляют. Об орденах Георгия мечтают»...
Наконец, 9 июля изумрудовцы двинулись в далекий путь. Шли пешком и гнали с собою около
двухсот голов рогатого скота. Раньше дикая природа приморья привлекала красотой зеленых долин и лесистых сопок. Но теперь ходьба по этим
бездорожным местам оказалась чрезвычайно изнурительной. Крутизна под’емов на горы, быстрые
речки, болотные топи часто создавали для путешественников с трудом преодолеваемые препятствия. Но итти было нужно. Деревни попадались
редко. Ночевали под открытым небом. Не всегда
можно было достать подводы для раненых и больных. Здоровые попеременно несли их на самодельных носилках. Менялась погода, то обжигая людей
зноем, то поливая дождем. Многие из команды, будучи еще на корабле, поизносили свою обувь. Этим
пришлось отмерять пространство в лаптях или босиком. Некоторые матросы не успели второпях захватить с судна собственные вещи и оделись в зипуны или пиджаки, купленные у крестьян. В общем
вся эта ватага воинов напоминала французов, бежавших в 1812 году из России.
Барон Ферзей, словно стараясь забыть о погибшем крейсере,
разговаривал
только о скотине.
С какой-то непомерной жадностью фермера он в
каждом селении увеличивал ее численность. Пови-
21
