— Моя не знает.
— Врешь! Скрываешь свою болезнь!
Китаец упорно настаивал на своем:
— Моя не знает.
Домбер повелительно гаркнул:
— Раздевайся!
У китайца испуганно заметались глаза. Он попятился
к выходу из кочегарки, но Домбер схватил его за грудь.
— Стой!
И, приподняв на воздух, тряхнул, как пустой угольный
-мешок.
Чин-Ха пронзительно взвизгнул и, выбрасывая ругань
на своем языке, начал раздеваться.
Вся спина и весь живот оказались у него в мелких
красных прыщах.
Домбер, словно врач, осмотрел все части его тела,
даже заглянул ему в рот, а потом свирепо заявил:
— Пьешь воду вместе с нами, гадина! Если успел кого
заразить, я из тебя утробу вырву. Запомни это, Чин-Ха!
А пока одевайся.
Но бразилец Сольма, горячий и порывистый, с руганью
бросился на китайца. Здоровенным кулаком он нанес ему
такой удар в подбородок, что тот сразу свалился. Д ом
бер не позволил больше драться. Чин-Ха, поднявшись,
заплакал, сплевывая кровь.
Лутатини ужаснулся: все это было для него нелепо и
дико. А еще больше встревожило его то, что и сам он
очутился под угрозой заразы страшной болезнью. Взвол
нованный, он вместе с кочегарами поднялся на палубу,
предчувствуя, что затевается что-то недоброе.
Весть о болезни китайца взбудоражила весь кубрик.
Для матросов и кочегаров, обманом взятых в рискован
ный рейс, нашелся предлог вылить свою накипевшую
злобу. С руганью, с угрожающими выкриками повалили
на палубу. Столпившись на шканцах, около офицерских
