У Х А Б Ы
201
Очевидно, он понимал Разуваева так, что тот хочет зад е
латься героем и стать во главе революционного движения,
Я задавал себе вопрос: почему он молчит и не ска
жет своего веского слова?
А бас между тем продолжал:
— Кто нас жалел, когда мы гнили по тюрьмам и на
каторге? Посмотрите, товарищи, на капитана первого
ранга. Вот он стоит перед нами в золотых погонах. Сей
час он смирный и тихий, как ягненок. Я спрашиваю в с е я :
пожалел бы он нас, если бы офицеры взяли верх? Он
сразу превратился бы в вампира. И все зачинщики
давно висели бы на реях...
Лицо у Разуваева покрылось темными пятнами, рот
кривился, словно от внутренней боли. Все его доводы
были для команды ослепительной и неопровержимой исти
ной и взбудоражили сердца, опаленные бесправием и горь
кой нуждой. И сам я, несмотря на всю ненависть к этому
матросу, чуял в его словах правду жизни, жестокую, как
волчьи зубы. На момент я вспыхнул от стыда, словно
получил пощечину.
Кто-то истерично взвизгнул:
— Правильно Разуваев объясняет.
Этот возглас взорвал безмолвие толпы. Люди шарах
нулись ближе ко мне, разом загалдели. Все голоса сли
лись в один косматый рев, до физической боли ударив
ший по ушам, накрывший мою истерзанную душу, как
огромная волна взбешенного моря.
Но Разуваев не все еще сказал. У него остался боль
шой запас убийственных доказательств против меня. С та
раясь унять толпу, он воздел кверху руки с толстыми
рпстопыренными пальцами и начал размахивать ими,
словно кому-то семафорил. А когда снова наступило
затишье, он едва мог продолжать свою речь дальше.
