которые устроили погром против нас. А насчет нас
из каждого барака поступило в японскую канцелярию
прошение за подписью старшин. В лих, в этих проше
ниях, говорилось, что мы первые люди на свете и что
мы пострадали невинно, ,а потому мы немедленно дол
жны быть возвращены в лагери: за нашу неприкосновен
ность все ручаются.
Целый месяц мы прожили вне лагеря. Возвращаясь с
товарищами в свой барак Л1>
2,
я не переставал испы
тывать страха перед толпой, изменчивой и капризной,
как морской ветер. Пленные .встретили нас очень тор
жественно— с красным флагом, с революционными пе
снями. Меня качали, выкрикивая лура». Но, подбрасы
ваемый вверх десятком здоровых рук, я покрывался
холодной испариной и чувствовал себя так же, как, ве
роятно, чувствовал бы себя котенок в лапах забавляв
шегося с ним тигра.
Будучи еще в японской тюрьме, я начал восста
навливать погибший материал о
Цусиме
по памяти.
В лагере эта работа продолжалась. Опять мне помо
гали товарищи, опять мы допрашивали матросов. Мы
торопились; однако, собрать сведения обо всей эскадре
уже было нельзя: кончился наш плен. Гибель мно
гих кораблей осталась без обследования.
Наш поезд, наполненный одними матросами, давно
оставил Владивосток и, громыхая сцепами и буферами,
неторопливо катился по длинному одноколейному пути
железной дороги. Иногда эшелон отстаивался на заку
поренных станциях по .два-три дня, ожидая своей оче
реди отправиться дальше. Как велика показалась нам
Сибирь с ее таежной глухоманью, с горными хребтами,
со степными просторами, с редким населением! Труд
ное это было путешествие, длившееся в течение шести
недель. В каждой теплушке было по сорок человек,
одетых в дубленые полушубки с деревянными застеж
ками, в лохматые папахи, в пимы и потому потерявших
всякий облик военных матросов. Февральские морозы
.15
