литературного материала, я писал мало и печатался
редко. И только после революции наступила возмож
ность заняться исключительно литературной работой.
С родными местами у меня осталась связь лишь та,
что я почти каждый охотничий сезон бываю там на
охоте. Это заменяет мне санаторий, укрепляет здоровье,
освежает голову и дает много новых наблюдений. Так
было и в 1928 году. Вместе со мной поехали на весен
нюю охоту писатели: Павел Низовой, Александр Пере
гудов, Петр Ширяев и Леонид Завадовский. Недели
две мы прожили в лесу среди болот, а затем, перед
возвращением в Москву, заехали в село Матвеевское, к
моему племяннику. И вот в то время, когда мы только
что кончили чай, Иван Сильвесгрович положил передо
мной на столе несуразную продолговатую связку, 'бу
маг, перехваченных крест-накрест мочалкой.
— Кажется, пригодятся тебе, — сказал племянник,
улыбаясь и глядя на меня светло-серыми глазами, и
сам стал поодаль от стола, небольшой, крутоплечий, в
поношенном коричневом френче.
Я сразу узнал знакомые бумаги и вскрикнул:
— Откуда ты это достал?!
Усевшись за стол, он начал объяснять:
— Знаешь колодные ульи под сараем около бани?
Они, вероятно, были сложены там, когда ты еще не
уходил на военную службу. Так вот, сарай этот стал
заваливаться. Как тебе известно, я на своей пасеке
перешел на рамчатую систему. Значит, сложенные под
сараем колодные ульи мне стали не нужны. Решил
я их перебрать: годные, думаю, продам, а сгнившие
выкину совсем. Открываю в каждом колодезню, за
глядываю во внутренность. Смотрю —
в
одном из них
связка бумаг. Стой, думаю, находка. А я еще от по
койного отца слышал, что он затерял какие-то важные
твои бумаги, и это его мучило много лет.
Возбужденный, я дрожащими руками распустил на
связке мочалку и, бросая ликующий взгляд на прия
телей, сказал:
18
