— Бывает, что и акула «Отче наш» поет, но только
сам я ни разу не слыхал.
Переговоры нашего морского министерства с компа
нией Іамбург-америкаиской линии затянулись. Только
в феврале было все улажено. Под давлением своего
правительства германские угольщики согласились со
провождать эскадру дальше и обещались снабжать нас
топливом даже и по восточную сторону Малакското
пролива.
Конечно, одна эта причина не могла бы задержать ви
це-адмирала Рожественского. Он все порывался уйти из
Носси-Бэ, в надежде, что достанет запасы угля з
голландских колониях Зондского архипелага. Может
быть, он так и поступил бы, если бы не выявилось
другое препятствие.
Морское министерство задним числом спохватилось,
что эскадру в таком составе рискованно посылать даль
ше Мадагаскара. Командующий получил предписание
ждать присоединения отряда Небогатова. По слухам,
исходящим с флагманского корабля, Рожесгвенский на
это так разозлился, что разбил у себя в салоне кресло.
В течение нескольких дней никто из его штаба не ре
шался пойти к нему с докладом. Перешагнуть порог его
каюты в такое время, когда он кипел в припадке гнева,
было равносильно тому, как войти в клетку тигра. Но
тигра можно хоть укротить пистолетом или железной
палкой, а кто посмеет одернутъ буйствующего сатрапа,
облеченного почти неограниченной властью? Эскадра
все-таки задержалась в Несси-Бэ до получения даль
нейших распоряжений из Петербурга, — задержалась,
повидимому, надолго. Среди личного состава еще больше
стала утверждаться мысль, что нас вернут обратно.
Ни одного дня не проходило без тяжелых работ:
грузились углем, чистили котлы, перебирали механизмы,
производили ремонты. Наряду с этим начались усилен
ные учения: артиллерийские, минные, отражение атак
миноносцев, постановка мин заграждения, пожарные и
боевые тревоги, освещение прожекторами. Несколько
217
