'дую ночь ставим для этой цели людей к орудиям, а
днем всею эскадрой не сделали ни одной дырки в щитах,
изображающих миноносцы, хотя эти щиты отличались
от японских миноносцев в нашу пользу тем, что были
неподвижны...»
Этот приказ, из которого я взял только выдержки,
вызвал разговоры среди офицеров. На переднем мо
стике встретились два лейтенанта: Павлинов и Гире.
Первый сказал:
— Собственно говоря, кто тут виноват, если не
сам адмирал? Он снаряжал эскадру. Все наши боевые
недочеты можно было видеть уже тогда, когда мы еще
стояли в Ревеле. Зачем же понесла нас нелегкая сила
к чорту в лапы?
Лейтенант Гире, соглашаясь с ним, добавил:
—- Командующий дорожит каждым снарядом. Но
хуже будет, если вае наши боевые запасы вместе с
кораблями пойдут на дно моря.
— Ну, и этот жук хорош — адмирал Бирилев. Спла
вил нас и доволен. Еще награду за нас получит. А не
позаботился выслать с каким-нибудь транспортом за
пасы снарядов для практической стрельбы.
Виновато и морское министерство, и еще кое-кто.
—• Ведь нужно быть безголовым, чтобы такую эс
кадру посылать на войну.
18 и 19 января опять выходили в море для той же
цели. Кроме «Жемчуга», миноносцев и транспортов,
оставшихся на месте, снялись с якоря пятнадцать кораб
лей: «Суворов», «Александр III», «Бородино», «Орел»,
«Ослябя», «Наварил», «Сисой Великий», «Нахимов», «Ав
рора», «Дмитрий Донской», «Алмаз», «Светлана», «Урал»,
«Терек» и «Кубань». Последние четыре судна не при
нимали участия в стрельбе, а удалялись от нас на гори
зонт, выполняя ролъ сторожевой службы.
Эскадра и в эти два дня проявила себя с отрица
тельной стороны. Плохо выполнялись эволюции. Не
удавались простейшие повороты, а когда корабли пере
ходили в строй фронта, то они напоминали новобранцев,
221
