дясь даже на военном корабле, читать Маркса и гени
альные произведения других мыслителей, так же, как
он, свободно разбираться во всей путанице житейской
чертовщины.
Васильев, взвешивая на руке тяжелый том, засмеялся:
— Уживаются вместе хорошо, не скандалят.
— Выходит, что Николай-угодник угождает разобла
чителю всех святых и даже прикрывает его собой?
— Да.
В дверь постучали. Васильев мгновенно сунул Маркса
под подушку и крикнул:
— Войдите!
Когда через порог вошел лейтенант Вредный, я уже
стоял, вытянув руки по швам.
Васильев строго наказал мне:
— Значит, по три чарки отпустишь двум машини
стам за мой счет. Можешь идти.
Я сделал поворот по всем правилам военного человека
и вышел.
Как отзвук на статьи Кладо, которые многим открыли
глаза на безнадежное наше положение, произошли недо
разумения на крейсере 1-го ранга «Адмирал Нахимов».
Дело было так. В то время, как на многих больших
кораблях почти каждый день выпекали свежий хлеб
или, если не было соответствующих печей, добывали
его с берега, нахимовская команда вынуждена была удов
летворяться полугнилыми сухарями. Не только во время
похода, но и на якорной стоянке ей не выдавали хлеба.
Матросы, недовольные этим, роптали между собою. Из
начальства никто не обращал на них внимания. Так
продолжалось до 10 января, пока кто-то из машинистов
не поставил ребром вопроса:
— Ведь теперь ясно стало, что умирать идем. А нас
кормят червивыми сухарями. Люди мы или собаки?
Другие подхватили:
— Хороший хозяин собак лучше кормит.
— Сегодня же потребуем свежий хлеб. Точка.
И на корабле, во всех его отделениях, среди нижних
212
