— Спишь, каналья!—рычит Петрован, подражая
старшему офицеру.
— Никак
нет, ваше высокобродье! — встрепенувшись, отвечает часовой, роняя винтсвку, но тут же
подхватывает ее и вытягивается, неестественно выкатив ошалелые глаза. И только хохот Петрована приводит его в себя. Он ворчит, ругаясь скверными словами. — Будет тебе сердиться-то, лучше проводи-ка і>еня
проветриться.
На верхней палубе людей мало: судовые работы
окончены,
команда готовится к обеду. Сырые тучи,
окутав часть неба, моросят теплым дождем, унизывая
гладкую поверхность меря лопающимися волдырями, но
солнце, поднявшись до зенита, продолжает ярко пылать. Горизонт занавешан золотой сетью падающих
капель. Петрован, -вдохнув морской воздух, освежился и,
уходя вниз, часто оглядывается на берег любви, “воскрешая в душе солнечный образ Терезы.
Опять он—в канатном ящике. Сидит молча, вспоминая о времени, проведенном с итальянкой, и уже не
чувствуется ни теснота, ни мрак, ни затхлый воздух
железа. Мысленно он не в этом темном ящике, а там
в городе, на берегу голубого моря, в чистой комнате,
и романтическая душа его, душа моряка, снова переживает красивые взлеты любви, купаясь г ласках милой женщины, как жаворонок в синем воздухе.
Ему приносят кусок хлеба и кружку воды, но он
отказывается от этого, надеясь, что друзья, вопреки
правил, достанут для него что-нибудь получше. Новый
часовой вступает на пост, матрос Малашкин, свой че-
5 7
