чих. Чуть свет, они уже подвезут корм, дрова, солому—
все, что нужно. Иной раз Михаил Никитич Мамырин или
Николай Максимыч Царев ворчат: «Самый интересный
сон, а вставать надо». Тогда Ксения Куприяновна рас
сказывает, как они, женщины, работали во время войны.
Стыдно делается мужчинам.
«И швецы, и жнецы, и на дуде игрецы», — так под
шучивали друг над другом телятницы.. Мало того, что
дрова приходилось возить самим на старой пузатой коро
ве по кличке Пеструха. Сами заготавливали их в лесу.
Нынче водопровод на ферме: открыл кран—полилась во
да. Пожалуйста, сколько требуется. А тогда и за водой
ездили к озеру на той же самой Пеструхе.
И в таких условиях телят выращивали здоровых,
крепких, как на подбор. Ни одного случая падежа.
...Часы коротко пробили два раза: «Бум! Бум!» Два
часа. Ксения Куприяновна и не заметила, как пробежало
время. Надо прилечь хоть на часок.
3
Сегодня воскресенье, но в комнате колхозного партбю
ро людно. Это коммунисты решают свои неотложные де
ла. Сначала выступал председатель Иван Петрович Б а
баев. Немногословно, точными, вескими фразами он обри
совал, как идет подготовка к севу.
—А теперь,—сказала Евдокия Матвеевна Самойлова,
— второй вопрос. Персональное дело.
Такие дела в колхозе случаются не часто. Поэтому
вполне понятно—люди заволновались, зашептались: «Кто?
Почему?»
А произошло вот что. Бригадир Носков недели две на
зад явился на работу пьяным. В колхозе знали о его при
страстии к водке, но в бригаду выпивши он приходить не
решался. И вдруг: кричит, ругается, руками невпопад ма
шет. Сами же колхозники серьезно предупредили его.
Через несколько дней бригадир снова напился и начал
буянить. Потом еще и еще.
Теперь вот сидит Филипп Васильевич в углу, нахму
рился, нахохлился, как петух. Взгляд невозмутимый: дес
кать, ко всему готов, виноватым себя не считаю, ругайте
сколько угодно—не поддамся.
Один за другим стали выступать колхозники. «Носков
зарвался», — говорит первый. «Носков зазнался», —
36
