на песчаной дорожке насчитываю 16 пар. Значит, нас
прибыло 32 человека. Подводят к одному из длинных
зеленых бараков. Скосив глаза, читаю над дверью белую
надпись на черной дощечке: «Политабтайлюнг», т. е. по
литическое отделение, гестапо. Чувствую, что хорошего
это не предвещает, т. е. всего месяц тому назад меня и
моего товарища по побегам Иванова в городе Хемнице,
в таком же заведении, пытали, загоняя спички под ногти.
Всех выстраивают в одну шеренгу, вплотную лицом к
стене. По-видимому, происходит передача нас новым хо
зяевам, так как за нашими спинами дважды проходят
люди в форме СС, тыча в спины рукояткой плети.
Опять свист плети и вскрик. Кто-то оглянулся.
Долго стоим не шевелясь, пока в помещении совер
шаются какие-то канцелярские формальности.
Вот выходят два офицера и, брезгливо покосившись
в нашу сторону, идут через пересеченную песчаными до
рожками площадь.
Опять открывается дверь, и вместе с солдатом к нам
подходит какой-то человек в темно-синем кителе и берете
такого же цвета.
— Кончай стоять!—дает непонятную команду.—
По-вашему «вольно»,—и неожиданно хорошо, по-чело
вечески смеется.
Осторожно отрываем носы от темно-зеленых досок
барака, оглядываемся. Конвоя нет. Один только этот
«темно-синий» с солдатом.
Обежав взглядом нашу шеренгу, он подходит к чело
веку с роскошными усами и, ткнув ему в грудь пальцем,
спрашивает:
— Ты подполковник Смирнов?
Тот удивленно таращит на него глаза.
— Я подполковник Смирнов, — говорит стоящий ря
дом со мной пожилой человек в аккуратной солдатской
шинели.
— Значит, я ошибался... Нет, ошибся... так пра
вильно?
Кроме хороших, доброжелательных и, как ни странно
в этих условиях, смеющихся глаз, обращает на себя вни
мание белозубая улыбка.
Солдат достает из кармана ключи и снимает с меня
и Иванова наручники. «Темно-синий» с уважением
осматривает крупную фигуру моего друга и спрашивает:
4
