не понимая, для чего их поставили на это возвышение.
Но Вернер приносит несколько газет, свертывает одну из
них в трубку и деловито щелкает зажигалкой. Начинаю
догадываться о невероятном замысле Вернера, потому
что обращаю внимание на то, что тела всех трех гуще,
чем у остальных, заросли волосами. Крайним на скамье
стоит невысокий, мускулистый армянин. Его грудь, руки
и ноги почти сплошь покрыты черной, курчавой шерстью.
Вот огонь бумажного факела лизнул его обнаженные
ноги. Затрещали горящие волосы, армянин вскрикивает
и дергает ногами. Свистит плеть—и поперек лба и наис
кось через нос вспухает кровавая полоса. Демонстратив
но расстегнув кобуру пистолета, Вернер спокойно про
должает опаливание. Армянин скрипит зубами, но уже
не кричит, не дергается. Двое других стоят бледные,
окаменевшие, ожидая своей очереди. Но вот шлепок по
заду, и армянин спрыгивает со скамьи. Он неистово пры
гает, дует себе на грудь, машет ладонями, пытаясд охла
дить обожженные места. Запах горелой шерсти вытес
няет специфические запахи
банц.
Второй выдерживает
такую же процедуру опаливания с удивительным муже
ством. Ни стона, ни движения, только обильный пот
ручьями струится по лицу, и капли его шипят, падая на
горящую бумагу.
Третий — стройный, худощавый, очень молодой. В
глазах мечется тоскливый страх.
Вернер с очередной зажженной газетой в руках очень
внимательно рассматривает его тело, лицо и, неожидан
но погасив свой «факел» сапогом, за руку стаскивает
свою жертву со скамьи.
Вкрадчивым и даже ласковым голосом тихо спраши
вает по-немецки:
— Ты еврей?
Парень из бледного становится каким-то синеватым.
Он отрицательно мотает головой.
— А это что? — ревет вдруг Вернер, и страшный
удар кованого сапога между ног заставляет его жертву,
переломившись пополам, рухнуть на пол.
Откуда-то появляется миска с холодной водой. Вер
нер обрызгивает водой лицо молодого еврея и, когда тот
медленно открывает глаза, опять тихо спрашивает:
— Скажи, ты еврей? — и дает ему напиться.
14
