— Ты Валентин? Логунов? Д а? Бегун? Нет, беглец?
Так правильно?
.
— Ты так все небо пальцем протыкаешь, — отвечает
ему мой молчаливый товарищ Иван Иванов и тоже
смеется, так как нельзя не ответить взаимностью на эту
доброжелательность, сквозящую в каждой черте незна
комца.— Валентин вот, — и указывает на меня.
Человек с разочарованием и каким-то сожалением
смотрит на меня и достает из кармана пачку сигарет.
— Это для тебя. Голландские, — и совсем тихо,—
ребята дают... нет? ...передают.
Солдат уходит, позванивая снятыми с нас наручника
ми. Но кто же этот «темно-синий»? Судя по произноше
нию— он поляк. На левой стороне груди его кителя н а
шит треугольник из черной материи с белой латинской
буквой «R», на левом рукаве—широкая черная повязка
с надписью белыми буквами: «Капо».
Но вот выброшена опустевшая пачка от сигарет, вот
обжигает пальцы последний курильщик, и наш капо р а з
ражается такой речью:
— Прежде всего спокой. Это Бухенвальд! Политиче
ский лагерь. Отсюда никто не убегал. Нельзя. Ты тоже
не убежишь, Валентин. Чтобы жить — нужно помогать.
Ты помогаешь, тебе помогают — фройндшафт — это по-
немецки дружба. Хорошее слово. Не забывайте этого
слова. А сейчас по два человека в контору.
Тесно заставленная канцелярскими столами комната.
Вороха серых папок, треск пишущих машинок. Среди
всего этого кажущегося хаоса уверенно копошатся к а
кие-то люди невоенного вида. Почти у всех на груди
нашит красный матерчатый треугольник и номер, напе
чатанный черной краской на белом лоскуте.
Около стола оказываюсь вместе с подполковником
Смирновым. Обычные, осточертевшие формулярные во
просы на смеси немецкого, польского, чешского языков.
Мы уже научились немного разбираться в этом филоло
гическом винегрете и отвечаем так, как считаем выгод
нее для данного момента. Вскоре убеждаемся, что очень
врать не имеет смысла, так как эти странные канцеля
ристы уже знают о нас из документов если не все, то
очень многое. Как это ни странно, но из вопросов, кото
рые нам задают, чувствуется, что эти люди стараются
б