-— Прости, брат... Ей-богу, не знаю, как это
я... Никогда больше... никогда... Бей меня, сколь
ко хочешь...
И вдруг этот большой человек тяжко заплакал,
стараясь заглушить свои всхлипыванья. Я сразу
понял, что не он, доведённый до невменяемости,
был виноват, а кто-то другой. Мне стало жалко
его, как будто своими слезами он смыл злобу с
моего сердца.
Через две койки от меня всхрапывал Псалты-
рёв.
Храпов, очевидно, сам испугался того, что слу
чилось, и никого не посадил в карцер. И вообще
он с этого вечера сократился в своих наказаниях.
А мне и Псалтырёву совсем перестал задавать
вопросы во время словесности.
VI
Весной мы приняли присягу, нас произвели в
матросы второй статьи. Служба пошла легче. Меня
назначили в плавание на крейсере, и я разлучился
с Захаром Псалтырёвым. Ему до болезненности
хотелось быть вместе с нами. Он бредил кораб
лями и морем, но попал в вестовые к одному по
жилому капитану первого ранга, Лезвину. Конеч
но, из моего друга, судя по его задаткам, вышёл
бы хороший судовой специалист, но ему и на этот
раз подгадил Карягин.
На вторую зиму я снова встретился со своим
«годком». Псалтыірёва трудно было узнать: его
лицо лоснилось от сытости, словно он вернулся с
богатого курорта. Он весело скалил зубы и рас
сказывал о своей службе.
— Теперь, брат, служить можно. Я даже до
волен, что попал в вестовые. Мне и во сне-то не
снилось такое житьё. Расскажу тебе вёё по по-
43
