ня долго, рассказывая о своей морской жизни. С
ним я чувствую себя гораздо легче, хотя и с большими усилиями поддерживаю разговор.
— На многих караблях приходилось плавать? —
спрашиваю я у него.
— Хватит с меня: семь штук сменил.
— Достаточно, поди, нагляделись, как люди едут
„по-темному“?
— Известное дело. С каждым караблем по нескольку человек отправляются. Когда с матросами
уговорятся, а когда и самовольно забираются на
корабль. Иной спрячется в трюм али еще куда —
и сидит себе. Хорошо еще, коли пищи да питья
припасет. Я как без ничего поедет? Ведь несколько суток голодает.
— Всегда сходит благополучно?
— Всяко!... Иной раз хорошо, а иной и поди,
как плохо! Одно только верно: пострадать уж каждому приходится. Случалось и умирали. Однажды,
пришли в русский порт, стали товары выгружать,
да между тюками и нашли двух покойников. Как
тут поймешь, отчего они умерли: может, не ели,
а может, укачались морем, а то и еще что другое...
Трофимов закуривает папиросу.
— Я то вот еще происшествие. Года четыре
прошло, как я плавал на одном корабле. Это был
сущий капкан. Как только, было, придем в Россию, так, смотришь, и арестовали человека и все
в одном месте: в рум'пельном отделении. Долго
мы ломали голову над этим. Я все-таки догадались.
— 54 —
