все яснее, уязвляя мое самолюбие и в то же
время вызывая чувство раскаяния:
— Про Амелию я нагло вру, со злобы вру...
Она славная девица—красива и умна, а главное—'непосредственно жизнерадостна, как жаворонок весною. И что плохого в том, что она вызывала письмом меня, а не другого? Просто хотела сравнить меня с англичанином. Я оказался
хуже его...
Силою воли я обрываю эту мысль и. начинаю
быстро ходить по палубе.
Шелло отбивает склянки. На носу, у самого
бугшприта, вонзающегося в темноту, окаменело сидит вперед смотрящий матрос. Он встает и, повернувшись к мостику, протяжно кричит:
— Впереди, на нос судно!
— Хорошо! — отвечает с мостика помощник
капитана.
*
Через некоторое время впереди, горя отличительными огнями — зеленым и красным, похожими на два разноцветных глаза, отчетливо вырисовывается силуэт судна, оказавшегося потом
французским военным крейсером. Он с шумом
проносится мимо нас, привлекая внимание некоторых вахтенных и, как мимолетное видение,
исчезает вдали.
Я подхожу к Джиму и Блекману и опускаюсь
около них на палубу.
4*
51
